На фото: На гармони Семен научился играть сам, повторяя музыку по радио. За свой первый инструмент он отдал 500 рулей, почти всю зарплату. || Фото Владимира ЗОБЕНКО

Продолжаем рассказывать об актюбинцах, внесших свой вклад в Победу на фронте или в тылу. Труженику тыла из Журуна Семёну Овсиенко приходилось много работать, чтобы прокормить себя и родных. Он остался главным и когда отец вернулся с фронта.

Я родился в поселке Журун. Это в Актюбинской области, в Мугалжар­ском районе. Когда война началась, мне было 13 лет. Я и не удивился. Мой папа, Григорий Овсиенко, только два года, как из армии вернулся. Все время новости слушал, и говорили, что война начнется. Мне казалось, что наши быстро победят. Когда папу на фронт забрали, я остался единственным мужчиной в семье. Тяжело стало. У нас было тогда и хозяйство, и скотина, но ввели большой налог. Теперь надо было много работать: и для фронта, и для дома. Я работы не боялся: и сапожником прирабатывал, и счетоводом. И брынзу мы делали, иной раз кусочек перепадет. Но все равно впроголодь жили. Много уходило на налог. Еще и родственники из Украины приехали. Недолго у нас прожили, видели, что нам тяжело. Когда уезжали, взяли с собой ящик зерна. Не спасло их это. Зерно украли, и они все от голода умерли. Голодных же тогда много ходило, и к нам часто забирались во двор чем-то поживиться. Скучал я по отцу сильно, переживал за него. Все время письма ждали. А как получим, по нескольку раз перечитывали.

Зато как радовался, что война кончилась! Только услышал по радио, так нашел дома красную ткань и флаг на крыше соорудил. Потом и папа вернулся. Его на фронте сильно контузило. Повредило нервы. Он так и лежал целыми днями. Не пил, не ел, не хотел ни с кем разговаривать. Мама плакала, не знала, что делать. Уговоры не помогали. Он их будто не слышал. А я как-то сообразил. Приду с работы, умою его, побрею, накормлю, скажу ему строго:

– Папа, соберись! Ты чего расклеился?

И тогда отец даже мог поболтать со мной на крыльце, пока вместе курили. Но чуть-чуть совсем. А про войну ничего не рассказывал никогда, только повторял:

– Сколько ужаса я там увидел. Не дай вам Бог!

Когда папе полегчало, он попросил купить ослика, чтобы ездить на дальнюю речку. Почему-то не хотел людей видеть. Там, на речке, он целые дни проводил. Когда косил сено, когда просто лежал на песке. О войне по-прежнему не хотел говорить, только по праздникам, с однополчанами вспоминал немного. И так лет десять, до самой смерти.

Когда отец умер, я по путевке в Анапе отдыхал. Еле успел на похороны. Повезло мне, что самолет задержали. Будто кто-то хотел, чтобы я с папой попрощался. А через год и мамы не стало.

А школу я закончил, когда уже женился. Потом и до института добрался. Смешно было – учителя моложе меня. Перед пенсией довелось мне преподавать «Налоги и налогообложение». Я ревизором работал. Это уже в Актюбинске. Там без интуиции никак. В бумажках просто запутаешься. Надо чувствовать, где могут схитрить. Я и студентов своих этому учил. Теория теорией, а без практики никак.

Сейчас, на пенсии, из дома никуда не выхожу. Разве что во двор летом на лавочке посидеть. По вечерам с женой в карты играем, нам для этого специальный столик сделали даже. Здоровье уже не то, но не страшно. Жизнь свою я не зря прожил.